По счастливому стечению обстоятельств две недели спустя доктор Джекил дал один из своих приятных обедов, на который пригласил человек шесть старых друзей людей умных и почтенных, а к тому же тонких знатоков и ценителей хороших вин. Когда гости начали расходиться, мистер Аттерсон под каким-то предлогом задержался. В этом не было ничего необычного он далеко не в первый раз уходил из гостей позже остальных. Там, где Аттерсона любили, его любили искренне. Нередко хозяин дома просил суховатого нотариуса остаться, когда весельчаки и остроумцы уже покидали его кров; многим нравилось готовиться к одиночеству в его тихом обществе, нравилось после усилий, потраченных на расточительное веселье, освежать мысли в его плодоносном молчании. Доктор Джекил не был исключением из этого правила, и теперь, когда он расположился по другую сторону камина крупный, хорошо сложенный, моложавый мужчина лет пятидесяти, с лицом, быть может, не совсем открытым, но, бесспорно, умным и добрым, вы легко заключили бы по его взгляду, что он питает к мистеру Аттерсону самую теплую привязанность. - Мне давно уже хотелось поговорить с вами, Джекил, сказал нотариус. О вашем завещании. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что тема эта доктору неприятна, однако он ответил нотариусу с веселой непринужденностью. - Мой бедный Аттерсон! воскликнул он. На этот раз вам не повезло с клиентом. Мне не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь так расстраивался, как расстроились вы, когда прочли мое завещание. Если, конечно, не считать этого упрямого педанта Лэньона, который не стерпел моей научной ереси, как он изволил выразиться. О, я знаю, что он превосходный человек не хмурьтесь, пожалуйста. Да, превосходный, и я все время думаю, что нам следовало бы видеться почаще; но это не мешает ему быть упрямым педантом невежественным, надутым педантом! Я ни в ком так не разочаровывался, как в Лэньоне. - Вы знаете, что оно мне всегда казалось странным, продолжал мистер Аттерсон, безжалостно игнорируя попытку доктора переменить разговор. - Мое завещание? Да, конечно, знаю, ответил доктор с некоторой резкостью. Вы мне это уже говорили. - Теперь я хотел бы повторить это вам еще раз, продолжал нотариус. Мне стало кое-что известно про Хайда. По крупному красивому лицу доктора Джекила разлилась бледность, его глаза потемнели. - Я не желаю больше ничего слушать, сказал он. Мне кажется, мы согласились не обсуждать этого вопроса. - Но то, что я слышал, отвратительно. - Это ничего не меняет. Вы не понимаете, в каком я нахожусь положении, сбивчиво ответил доктор. Оно крайне щекотливо, Аттерсон, крайне щекотливой странно, очень странно. Это один из тех случаев, когда словами делу не поможешь. - Джекил, сказал Аттерсон, вы знаете меня. Знаете, что на меня можно положиться. Доверьтесь мне, и я не сомневаюсь, что сумею вам помочь. - Мой дорогой Аттерсон, сказал доктор. Вы очень добры, очень, и я не нахожу слов, чтобы выразить мою признательность. Я верю вам безусловно и полагаюсь на вас больше, чем на кого-нибудь еще, больше, чем на себя, но у меня нет выбора. Однако тут совсем не то, что вам кажется, и дело обстоит далеко не так плохо; и, чтобы успокоить ваше доброе сердце, я скажу вам одну вещь: стоит мне захотеть, и я легко и навсегда избавлюсь от мистера Хайда. Даю вам слово и еще раз от всей души благодарю вас. Но я должен сказать вам кое-что, Аттерсон (и надеюсь, вы поймете меня правильно): это мое частное дело, и я прошу вас не вмешиваться. Аттерсон некоторое время размышлял, глядя на огонь. - Разумеется, это ваше право, - наконец сказал он, вставая. - Ну, раз уж мы заговорили об этом, и, надеюсь, в последний раз, сказал доктор, мне хотелось бы, чтобы вы поняли одно. Я действительно принимаю большое участие в бедняге Хайде. Я знаю, что вы его видели он мне об этом рассказывал, и боюсь, он был с вами груб. Однако я принимаю самое искреннее участие в этом молодом человеке; если меня не станет, то прошу вас, Аттерсон, обещайте мне, что вы будете к нему снисходительны и оградите его права. Я уверен, что вы согласились бы, знай вы все, а ваше обещание снимет камень с моей души. - Я не могу обещать, что когда-нибудь стану питать к немусимпатию, сказал Аттерсон. - Об этом я не прошу, грустно произнес Джекил, положив руку на плечо нотариуса. Я прошу только о справедливости; я только прошу вас помочь ему, ради меня, когда меня не станет. Аттерсон не мог удержаться от глубокого вздоха. - Хорошо, сказал он. Я обещаю.